– Александр Иосифович, вы согласны с тем, что в Беларуси реформы в обозримой перспективе не состоятся? По сути, об этом сказал в ходе проведения «Кастрычніцкага эканамічнага форума» (KEF-2015) 3 ноября помощник президента Кирилл Рудый?

– Могу сказать о своем видении этого вопроса. Реформы – слишком серьезное и ответственное дело, чтобы относиться к ним без системной подготовки. При этом надо четко определиться, к каким реформам мы должны себя подготовить.

Прежде чем начинать реформы, нужно пройти, что называется, предквалификационный этап: разработать соответствующее законодательство, организационную структуру, провести медийную подготовку реформ. Надо создать базу для диалога между архитекторами реформ и СМИ, чтобы ответить на вопросы простых людей: что мы делаем и зачем, обозначить примерное время реформ, а также откровенно сказать, к чему это может привести: в чем будут трудности и т. д.

– Высшее руководство страны созрело для того, чтобы об этом объявить?

– Замглавы Администрации президента фактически признал разбалансированность интересов разных групп вертикали власти. Я бы уточнил, о каких группах идет речь. Это центральный орган (правительство), местные органы управления, отраслевики и руководители преимущественно крупных госпредприятий. У них действительно есть градация интересов.

Заметим, что разбалансированность в отношении принципиально важного для страны вопроса признается на очень высоком уровне. Но где ответ на вопросы: а признает ли эту разбалансированность высшее руководство страны, собирается ли оно через какие-то механизмы влиять на эти процессы?

Далее. Говорят, что для проведения реформ нужны специалисты, а их нет. Я не согласен. Они есть и в Минэкономики, и частично в Минфине, и в Нацбанке – специалистов много. Другое дело, что нынешняя система экономических приоритетов не позволяет реализоваться их профессиональным возможностям. Сегодня специалистам приходится заниматься тем, что им директивно спускают сверху (с чем они как специалисты, насколько я знаю, не всегда согласны, но как служащие госаппарата должны выполнять спущенные сверху задачи). Но я уверен: половина этих госчиновников способны выполнять новые задания.

– Оппоненты реформ говорят, что не созрело общество. Вы ближе к бизнесу и знаете о его настроениях. Созрел ли бизнес?

– Выскажу свою гипотезу. Она основывается на структуре собственности в нашей стране. Говорят, что это 30 на 70: 30% – частная собственность и 70% – госсобственность. Хотя, на мой взгляд, пропорция иная: 20 на 80%.

То есть получается, что сегодня 70-80% собственности в стране сосредоточено в руках государства и ею управляют чиновники республиканского или регионального уровня со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но ведь все они – живые люди. И все научились через родственников, друзей и др. делать сателлитный частный бизнес. Разве это не так? Кто-то может со мной поспорить? Или силовики… Возьмите двухлетнюю специфику, как у нас раздаются подряды: красиво, а иногда и очень красиво. Как тренд отрицать этого невозможно.

Так вот, отвечая на вопрос о готовности бизнеса к реформам, я могу предложить как гипотезу следующее: бизнесу, который построен на структуре «дружественных» отношений с госбизнесом и на сателлитной промышленной или торговой кооперации с частным бизнесом, реформы не нужны. Такому бизнесу нужно, чтобы их люди оставались на ключевых предприятиях и в органах власти, чтобы на основании формальной законности продолжать получать заказы в том или ином виде.

Так что абсолютно независимый частный бизнес – за реформы. Почему? Взять хотя бы вопросы защиты конкуренции. Системы антимонопольного законодательства у нас нет, хотя формально она есть в виде одного отдела в структуре Минэкономики. Но реально ее нет. А почему? Потому что в структуре собственности у нас по-прежнему доминирует госсектор. И в этой структуре, где государство одновременно и игрок, и судья, антимонопольный орган – просто лишняя структура.

– Очевидно, что изменение структуры собственности – один из ключевых элементов любых реформ, в том числе и в Беларуси. Но сейчас это как-то замалчивается...

– В связи с этим приведу еще один тезис. Одно из важнейших ментальных качеств китайцев – умение копировать то, что, с их точки зрения, стоит копировать, и получать плюсы. Но почему бы нам не скопировать у китайцев их систему приватизации?

Они разделили госсобственность на 3 группы. Это прежде всего стратегические предприятия, которые государство не собирается никому продавать. У нас тоже никто не против госсобственности, к примеру, на «Беларуськалии», НПЗ, предприятиях нефтехимии. Но есть ли смысл сохранять госсобственность, например, на предприятии «Красный пищевик»? Насколько я знаю, там в последнее время доля государства выросла. Неужели в этом действительно был смысл? А как это случилось? Это ведь государство забрало деньги из бюджета либо через свои госпредприятия и потратило на выкуп акций. Хотя могло распорядиться этими деньгами совсем иначе, например, направить на социальные цели. Зачем же государству понадобилось выкупать акции «Красного пищевика»? Чтобы получить прибыль? Но ведь это не цель государства, во всяком случае – не первостепенная. Тем не менее у нас государство очень настойчиво и с большим желанием пытается заниматься бизнесом.

Получается, что оно, с одной стороны, регулирует бизнес, а с другой – занимается бизнесом. Эти перекосы уже очевидны всем. Даже наши большие начальники говорят о том, что нужно разделить функции государства как собственника и как регулятора.

– Но согласитесь, что в отсутствие реформы госсобственности и при нынешней структуре собственности это – полумера, принципиально она ничего не изменит в экономике.

– Я бы сказал, что это – средство, а не цель. Главная же цель банально проста: повышение эффективности и конкурентоспособности белорусской экономики.

Сегодня очевидно, что все механизмы, которые власть шлифовала 20 лет, – это ручное управление, государственный менеджмент, запитанный на элемент страха, и т. д. – достигли апогея своего эффекта.

Это уже звучало: если руководитель не справится с заданием, то он либо сядет в тюрьму, либо его никто не возьмет на работу… По большому счету многие руководители сегодня работают по привычке, даже если с чем-то не согласны. Где они найдут работу при такой структуре собственности? Ведь если руководителя снимут с должности, то его собственник в лице государства вряд ли будет дальше с ним работать. Но он же может помешать ему работать и у частника. Ведь прожектор государственного контроля будет следить за экс-руководителем, и частник это прекрасно понимает.

Все эти перекосы в кадровой политике надо убирать. Кому-то может показаться, что я радею за частную собственность. Хочу подчеркнуть: не за частную собственность. Частная собственность – это лишь средство повышения эффективности, что доказано мировой практикой. Если бы имелись более продвинутые формы реализации эффективности, наверное, мы говорили бы не только о частной собственности. Частная собственность не панацея. Очевидно, что морально-этические нормы одного бизнесмена и другого могут кардинально отличаться. Поэтому роль государства как наблюдателя, контролера и регулятора по отношению к выполнению норм законодательства, естественно, основополагающая.

Еще раз повторюсь: частный бизнес – не панацея. Это один из ключевых элементов повышения эффективности.

– Но он не заработает в полную силу, пока структура собственности в процентном отношении составляет 80 к 20 в пользу государства.

– Абсолютно согласен. Мы тащим госпредприятия с явно низкой эффективностью, а государство как собственник из бюджета финансирует покрытие их убытков. Возьмем хотя бы сельское хозяйство. Мы не говорим, что государство неправильно выбрало эту отрасль в качестве приоритета. Другое дело, что госсобственность здесь была возможна в течение 5-10 лет – в качестве «предквалификационного отбора». Мы сохранили крупнотоварное производство как бизнес-единицы, но теперь надо заниматься повышением их эффективности (не выпуская, естественно, из-под государственного патроната).

Но дело даже не в приватизации как таковой. Ведь приватизация – тоже не цель, а средство сэкономить государственные ресурсы для реализации ключевых направлений. И изобретать велосипед здесь не надо. Ведь те же китайцы продали убыточные предприятия, и здесь якобы главной целью было не получение дохода, а необходимость «отсечь» государство от финансирования их убытков.

– Приходилось слышать, что Беларусь упустила время для приватизации своих крупных предприятий и теперь эффективнее создать предприятия с нуля.

– Сильно задумался… В Беларуси есть предприятия-бренды. Это МТЗ, БелАЗ и т. д. Возможно, их брендовая составляющая сегодня даже выше, чем коммерческая. Возможно, их нужно сохранить. Возможно, для предприятий-брендов стоит разработать отдельную политику. Но есть предприятия, не являющиеся брендами.

– Но при этом они – градообразующие…

– Да, это второй важный фактор. Надо определиться: а сколько у нас есть денег на их поддержку? Сколько мы будем вынуждены тратить бюджетных средств на переобучение и трудоустройство высвобожденных работников? Надо понимать: государство все равно будет платить – с целью поддержки действующего предприятия или социальной адаптации высвободившихся работников. Так что это не повод, чтобы не проводить реформу собственности, – это абсолютно логичный здравый экономический расчет.

– А есть ли у нас время, чтобы все еще думать, готовиться к реформам? Не приведет ли эта медлительность к тому, что наступят необратимые последствия и власти придется реагировать на ситуацию в шоковых условиях?

– Есть «принцип наперсточника»: все его торопят, мол, давай, давай, принимай поскорее решение… Считаю, что решение надо принимать настолько быстро, насколько его можно принять осознанно.

Поэтому считаю: очень желательно, чтобы власти в принципе объявили, что мы понимаем необходимость экономических реформ. Это первое. Второе – нужно объявить временной тайминг: что мы берем полгода (больше нельзя) на предквалификационную подготовку к реформам. Объявление о принятых решениях нужно сделать до Нового года. Готовиться к реформам стоит не более полугода, реализовывать их – не более чем за год. Ждать результата – не более чем 2-3 года.

– Вас как представителя ассоциации крупного бизнеса слышат представители белорусской власти?

– Нет, таких запросов в отношении нашего мнения я не вижу.

– Очень жаль.